– Ты видел, Томский?.. Ты видел?! Мама родная!
Толик не поверил своим ушам. Аршинов? Должно быть, увидел что- то действительно ужасное. Напугать бесстрашного прапора не могли даже полчища мутантов, а остановить – только выстрел прямой наводкой из гаубицы. Томский на ощупь отыскал Аршинова.
– Что там, Леха? – потряс он его за ворот.
– Девка! Одежка на ней, как сорок лет назад. Толян, кажись, я обделался легким испугом… Откуда она здесь? Не верил я в привидения. Прапорщикам в духов верить уставом не положено. Но эта стерва стояла вон там и протягивала ко мне руки! Только, Толян, половины головы у нее нет. Все мозги наружу, а вторая половина, мать ее, целая! И она улыбалась мне частью рта! Разевала хлебало! Свят, свят…
Толик вздохнул, влепил Аршинову пощечину, и паникер смолк.
– Твоя задача – следить за Виктором, а не на девок пялиться! Где проводник?!
– Здесь, – спокойно ответил Вездеход. – Он и не собирался убегать, но я на всякий случай его придержал.
Вытянув руку вперед, Томский пошел на голос карлика и когда нащупал повязку на голове, дернул за нее так, что Виктор взвизгнул от боли.
– Говори.
– Это они. Рабочие каменоломен…
– Ерунда. Мертвецы не стонут.
Ответить Виктор не успел. Раздался звонкий удар по камню и шорох осыпающегося известняка.
– Я же говорил, – зашептал солнцепоклонник. – Они не любят чужаков и появляются здесь всякий раз, когда их покой нарушают посторонние. Здоровенные такие, голые по пояс мужики с кирками в руках. Катают здесь свои тележки с породой и могут размозжить голову всякому, кого увидят.
– А девка? – вмешался успевший успокоиться прапор. – Она ж в современной одежде. Не сходится. Гонишь!
– Эта еще хуже. Ты увидел Эву-спелеолога. Она когда-то погибла под обвалом и с тех пор бродит по заброшенным каменоломням. К кому повернется целой стороной лица – будет жить долго. Кто увидит изуродованную половину – пиши пропало. Ты все лицо целиком видел – значит, ваши судьбы не определены. Надо бежать. Идти вперед. Прямо сейчас.
– Ну-ну, раскомандовался тут. – Томскому тоже было не по себе от рассказа Виктора, но поддаваться панике он не собирался. – Прежде всего, зажги факел, а потом уж разберемся и с Эвой, и с древними строителями.
– Потом! – запротестовал Виктор. – Нельзя терять ни секунды!
Вездеход, как всегда, отреагировал молниеносно. Ткнул проводника кулаком под ребра.
– Делай, что говорят, а не то я лично покажу тебе изуродованную половину Эвы-спелеолога.
Виктор, причитая, принялся выполнять приказание, но не успел зажечь факел. Вновь прозвучал удар кирки о камень, а затем подземелье содрогнулось от раскатов хохота. Смех звучал с минуту, потом сменился столь же громким кашлем. Призрак рабочего каменоломен кашлял так, что казалось, он выплевывает ошметки своих легких. Пауза. Неразборчивый шепот. И вдруг – рычание. Затем стон и вновь – невнятное бормотание.
Жалоба на невозможность покинуть этот мир и страшный приговор на бесконечные скитания по мрачным подземельям. Туннелям, которые глубже самого Метро. Теперь Томский не сомневался: Роберт не врал насчет призраков. Люди, умершие в каменоломнях от голода и жажды, зачахшие от непосильного труда и погибшие при обвалах, превратились в привидений. Остались здесь навсегда, чтобы напоминать живым о своих страданиях.
* * *
Лена чувствовала: в лагере что-то происходит. Узников переводили из клетки в клетку хмурые, не разговаривающие даже друг с другом охранники. В воздухе повисло напряжение.
Когда за Еленой пришли, она решила: все дело в ней, это из-за нее нарушен привычный уклад жизни Берилага. За несколько дней она привыкла к нему так, словно сидела в клетке целую вечность. Иногда даже находила силы поесть. Не для себя – для ребенка. Потом забивалась в дальний угол клетки, закрывала глаза и вспоминала счастливые дни, проведенные в Полисе. Лена где-то читала, что свободу нельзя запереть в клетку, она – внутри человека. Теперь на собственном опыте поняла, насколько справедлива эта мысль. Важно не признавать себя узником, и тогда переносить заключение станет значительно легче.
Все эти мысли улетучились, когда ее вывели на платформу и повели по знакомому пути к кабинету коменданта. Любое свидание с ЧК не обещало ничего хорошего.
На этот раз Корбут не стал играть в прятки и устраивать театральные представления.
Кабинет был ярко освещен, и в этом беспощадном, режущем глаза свете холодно поблескивали хирургические инструменты.
Когда взгляд Елены добрался до операционного стола, твердость духа стала понятием абстрактным. Бледность залила лицо, губы задрожали.
Чеслав с ходу взял быка за рога. Застегивая пуговицы белого халата, улыбнулся.
– Я все знаю, девочка. Не говорил, что у тебя был шанс встретиться с муженьком. Хотел сделать приятный сюрприз. Теперь этого не будет. Примкнув к заговорщикам, ты окончательно перечеркнула собственную жизнь и судьбу своего малыша. Покорность и еще раз покорность – вот что должно быть девизом для любого заключенного Берилага. Почти что «оставь надежду всяк сюда входящий». Надо будет материализовать эту дельную мыслишку на куске кумача. И насчет дельных мыслишек. На стол ее!
Девушка отбивалась, как могла. Ей даже удалось вцепиться зубами в руку охранника, но устоять в схватке с дюжим мужиком Лена не смогла. Затылок обжег холод клеенки, в руки и ноги впились широкие кожаные ремни. Охранник вышел, а Чеслав с громким хлопком натянул хирургическую перчатку.
– Продолжаю: мыслей у меня хоть отбавляй. Сегодня посетила еще одна, продиктованная твоим отвратительным поведением. Не стану дожидаться, пока вылупится змееныш Томского. Помогу ему увидеть свет с помощью кесарева сечения. Всего пару взмахов скальпеля, немного крови и… Не скрою: будет больно. В проклятом Метро такой дефицит анестезирующих препаратов. Само собой, на тебя, сучка, я их тратить не стану. Будешь говорить?
– Что ты хочешь услышать?
– Всего три вопроса, милочка. Как поддерживаешь связь с подпольем Берилага? Кто приходил к тебе ночью? Что передал тебе? Как только я получу вразумительные ответы на них, ты слезешь с этого стола и потопаешь к себе в камеру. Кошмар закончится, Лена. Мать ты или зверь?
Елена молчала. Хлопнула вторая перчатка. Чеслав рывком задрал куртку пациентки. Холодный металл коснулся кожи живота.
Глава 14. КОМЕНДАНТ РАЗБУШЕВАЛСЯ
Дежурка охранников Берилага представляла собой деревянную, с большим окном будку, прилепившуюся к стене в конце платформы. За большим окном открывался вид на ряды клеток, а если смотреть с другой стороны, то и охранники были видны, как на ладони. Поэтому Чеслав всегда мог отследить, чем занимаются его люди.